Всі ми гарні хлопці, гарні в нас дівчата
Ми йдемо всі разом, всі на gothic party
Майка Лакрімози, балахон із Хімом
Всі пивні кіоски не обходим мимо
Розмалюєм нігті, підмалюєм очі
Ми - ідейні люди, всі ми - діти ночі
Іскри вибивають на підковах боти
Стережися, місто, йдуть на свято готи
Пафосні готи, на шнуровці боти,
Шкіряні корсети, в сіточку колготи.

Юный сын к отцу пришел И сказал, смущаясь:
"Я любовь себе нашел, Часто с ней встречаюсь.
Я дарю ей шоколад, Покупаю кексы,
Но мой опыт маловат, Папа, в плане секса"

Прикосновенье нервных рук,
ее груди полукасанье,
улыбки бледный полукруг,
полузабытое дыханье,
полузамеченный кивок,
полузаметное объятье,
полусплетенье ватных ног,
полурасстегнутое платье,
вес тела на одной руке,
другого тела жар упругий,
пятно румянца по щеке,
освободившиеся руки,
иссиня-черные зрачки,
на миг застывшее мгновенье,

Вечер разлился. Истома и нега
Дланью мягкой и нежной ложатся
На мир, уставший от времени бега,
Чтоб с ним никогда не расстаться…

… Алиса никогда не видела такой странной гусеницы.
Гусеница лежала на шляпке огромного гриба, и была просто огромная.
- Добрый день! - промолвила Алиса.
- Кто… Ты… - протяжно произнесла гусеница.
Гусеница курила большую трубку. Выпуская с каждым, словом клубы дыма. Сладкие и мохнатые они поднимались вверх, завиваясь и путаясь сами в себе, уносимые легким теплым ветерком.
«А может мне тоже покурить» - подумала Алиса…
И больше она не думала не о злобной и гламурной королеве, не о слабохарактерном мазохисте короле, не о мажоре шапочнике с его маргинальным кроликом, не даже об эротичной улыбке старого чеширского педофила… ОНА ВООБЩЕ БОЛЬШЕ НИ О ЧЕМ НЕ ДУМАЛА…
…До самого утра…